Мамина мечта
Моя мама вбила себе в голову, что мне непременно нужно научиться танцевать. Она спит и видит меня в балетной пачке, пуантах и с дулькой на голове (это такая прическа у танцовщиц и балерин). Мне даже кажется, что она задумала это задолго до моего рождения. Более того, мне кажется, она специально родила дочь, чтобы отдать ее на танцы, хотя папа вообще-то просил сына. Мама придумала, что как только она родит дочь, то сразу отдаст ее в балетную или танцевальную школу. Но так как в балетные и танцевальные школы не принимают младенцев, то маме пришлось отложить эту идею до тех пор, пока я не подрасту.
Маме периодически снятся сны о том, как ее дочь, прима большого театра, блестяще выступает на большой сцене и ей рукоплещет весь зал. А мама сидит в первом ряду и гордо говорит всем сидящим рядом – «Да, это моя дочь! Я всегда знала, что ее ждет большое будущее». А люди, аплодируя, дарят маме цветы. И когда мама просыпалась и видела меня, всю в слюнях и соплях, еле ползущую, а потом пытающуюся стоять на неустойчивых ногах - вздыхала, потому что понимала, что до цветов и оваций еще очень далеко.
И вот я уже устойчиво стою на ногах и даже могу пройти несколько шагов, падаю на упругую попу в подгузнике, но встаю и снова хожу, высунув язык, и мамины надежды вновь оживают. Уже почти скоро сны станут явью.
В год с небольшим я уже отлично шагаю по квартире, а, услышав ритмичные звуки музыки, пытаюсь двигать бедрами и попой, чем привожу маму в неописуемый восторг и экстаз, потому что, надо же, какой у нас музыкальный ребенок, отлично чувствующий такт музыки! И не важно под такую музыку будет дергаться любой ребенок или взрослый, даже если медведь основательно потоптался у них на ушах, потому что под эти африканские песни разве что глухой не крутит попой!
У нас очень музыкальный ребенок. И скоро он пойдет на танцы.
Частично мамины надежды начинают сбываться, когда я иду в детский сад. Там я участвую во всех танцах. У меня замечательный партнер по танцам, не сопливый мальчик Алибек. Мы красиво крутим попами и поднимаем ручки. И даже если топчем друг другу ноги, наши мамы всё равно пищат от радости. Наверное, мама Алибека тоже всю жизнь мечтала о ребенке, которому будет рукоплескать весь зал большого театра. И его не спасло даже то, что он родился мальчиком. Его всё равно заставили танцевать.
Дни летят друг за другом. И вот мне уже 3 года, и в один прекрасный день мама радостно объявляет семье за ужином о том, что записала меня на танцы и, что теперь я танцую 3 раза в неделю по часу в танцевальной школе! У папы выпала котлета изо рта, а я перестала баловаться и кидать крошки хлеба на пол. Все сразу поняли, что это окончательно и бесповоротно. У мамы так и было написано на лбу: “И только попробуйте что-нибудь мне сказать!”.
Ну, ладно, танцы так танцы. Всей семьей мы поехали покупать мне специальный коврик для танцев, чешки и балетную пачку. Нам никто не говорил, но мы купили, потому что в маминых мечтах я так и выглядела – в пачке, чешках и с ковриком наперевес.
Приходим в назначенный день на первый урок. А там уже куча будущих прим большого театра, в пачках, в лосинах, в чешках, без чешек, со специальными ковриками и с ковриками для ванных комнат. Все веселые и шумные.
Мамы и папы остались сидеть в коридоре за дверью, а малыши – “культурное будущее Казахстана” – пошли скакать в зал.
Чего мы только не изображали: и скачущих лошадок, и крадущихся тигров, и веселое солнышко, и ветер. Сначала я весело скакала вместе со всеми, подпрыгивала и приседала, бегала, как зайчик и раненый бизон, держалась ручками за пояс и кланялась до пола. Через минут 20 я уже устала, еще через 20 минут я возненавидела воспитательницу, а спустя час я готова была бежать оттуда, куда глаза глядят.
А тут еще мама под дверью пищит от радости – “ути-пути, мой золотой ребенок, как ты красиво танцевала, я смотрела в замочную скважину.”
А я стою вся красная и злая, и от усталости не могу говорить.
Через день я забыла об этом уроке. Вечером родители снова меня повезли куда-то, что опять оказалось танцами. И опять началась эта байга с прыгающими и кланяющимися животными. Во второй раз я уже отлынивала больше. Я сказала этой предводительнице взбесившихся животных, что у меня болит живот и просто сидела на своем шикарном коврике.
В третий раз я решила поплакать, чтобы меня выгнали и никогда больше не разрешали приходить обратно. Но меня не выгнали, и я опять просто сидела на коврике. А потом, когда мама спросила меня, почему я плакала, я сказала, что соскучилась по маме, когда я была бегущим зайцем, и мне снова стало грустно, и я опять заплакала.
На четвертый раз я стала плакать уже в машине по дороге к школе танцев. Мама сначала меня уговаривала, потом угрожала, потом обиделась и ушла. Папа вытирал мне слезки и успокаивал своих двух ругающихся девочек – меня и маму. Я плакала и плакала. В итоге, мы опоздали и не пошли на урок.
Всю обратную дорогу мама злилась. Потом не разговаривала со мной весь вечер, наверное, придумывала план мести. Потом сказала: “Рожу себе вторую дочку и всё равно отдам ее на танцы!”.
А мы с папой рассмеялись, потому что поняли, что наконец-то можно разговаривать с мамой и это больше не опасно для жизни.
С тех пор я живу спокойно и больше не хожу в танцевальный кружок. Коврик для танцев пригодился дома. Мы постелили его на пол и я на нем играю. А в чешках тепло ходить по дому зимой. В балетной пачке я кривляюсь перед зеркалом, а маме теперь снится, как ее вторая дочка стоит на сцене в балетной пачке и ей рукоплещет весь зал.
