Мне жаль, мам, но мы разные

В отличие от многих здешних авторов, я пока еще не мать. Но мне захотелось сказать пару слов от лица себя как ребенка - вечной дочери своей мамы. Пару слов о многогранных и болезненных отношениях, совершенно лишенных гармонии, но исполненных отчаянной женской борьбы за любовь друг к другу. 

Мы с самого начала не очень-то подходили друг другу - я и мама. Звучит странно, но поймите, ей было уже чуть за сорок, когда я только появилась на свет; она была экстравертом, что называется, сильной и независимой женщиной (никогда, кстати, – одинокой), а я с самого детства – закомплексованный мизантроп, для которого единственная благодатная почва – одиночество. Она тесно и искренне привязана к своим корням, что пыталась привить и всем своим детям, но мне эти узы всегда натирали мозоли. Она, стремительная, не знающая преград, желала для меня всех существующих высот, тогда как суть моих пожеланий часто умещалась на стикере с надписью «не входить», приклеенном на дверь детской комнаты. Нет, мы совсем не подходили друг другу.

Как часто бывает в отношениях бывших влюбленных, стремящихся несмотря ни на что сохранить союз, наша с ней любовь довольно скоро приобрела черты безумства.

Желая сделать из дочери пианистку, мать заставляла меня заниматься музыкой под угрозами возврата в детский дом, откуда она якобы взяла меня еще младенцем. Мне было лет пять или шесть тогда, и ей, сильной и независимой, это казалось забавным. Но… Мам, это было жестоко.

Много позже я и сама решила поиграть в сильную и независимую. Собрав однажды манатки в рюкзак, я демонстративно сообщила ей, что, дескать, «устал и ухожу». Помню эту сцену. Она достойна бергмановских кадров, ей-богу. Мать, рыдающая (как выяснилось, не каменная), молящая меня остаться, и я, циничный, беспринципный слепок из своих любимых литературных героев, смотрящий на маму (маму!) сверху вниз. Помню свои чувства. Помню, как самодовольно я глушила горечь. Помню, как этот бездарный слепок – я – прошагал отрывисто мимо сидящей, плача, на полу немолодой женщины, и посмел произнести слова. Три слова, но не «я тебя люблю».    

Помню, мам, как это было жестоко…

Сейчас, спустя годы разнообразного опыта, мне четко видны наши ошибки. Её как матери и мои как хомосапиенса. Неисчерпаемый ресурс для рефлексии, эта топь не имеет дна. 

Мне видится теперь, что жестокость, сопровождавшая нашу с матерью безумную любовь, была обусловлена во многом ее завышенными ожиданиями в отношении своего чада, которые оно раз за разом не оправдывало. Мои бесконечные промахи привели к тому, что ей все чаще становилось за меня неловко. Вы знаете, как это бывает. 

Вот лишь краткий перечень ее разочарований (пополняется с завидной регулярностью): 

• Все этого ждали, а я взяла и не окончила школу с золотой медалью. В отличие от той соседской девочки, чьего говна мать с самого детства рекомендовала мне поесть.  

• Все этого ждали, а я взяла и не поступила в ВУЗ на бюджетное отделение. Минус восемьсот миллионов триллионов денег из скромного семейного бюджета – коту под хвост. 

• Она этого ждала, а я не стала известным журналистом. И меня не показывают по телевизору, как Марианну Максимовскую. Но, в свое оправдание хочу сказать, что в рубриках amateur в интернетах меня не показывают тоже. Это ли не маленькая победа, мам?...   

• Я вышла замуж. Ура! Мама рада. Потом – упс, развод. Мама недовольна, потому что «что люди скажут?». – Ничего, мам, я все исправлю. Минуточку буквально… Оп-ля, снова вышла замуж. Ура! Мама рада. Потом -  упс… И вот мы с мужем уже предолго не живем вместе, а она  продолжает перед родней имитировать мою счастливую семейную жизнь. Неловко за меня. Ибо что люди скажут? 

• Она все еще рассчитывает, что я напишу прекрасную книгу. Наподобие, скажем, той, что Ромен Гари посвятил и от корки до корки пропитал беззаветной любовью к матери – «Обещанье на рассвете». Его мать тоже была женщина-борец и женщина-надежда, которая пророчила своему сыну самые высокие высоты. Но он мужчина, и, как настоящий джентльмен, не смог отказать главной даме своей жизни, так что ему, так или иначе, пришлось стать и летчиком, и сердцеедом, и писателем, и дипломатом, и кавалером ордена Почетного легиона. Все, как желала его мать. Ее уже не было в живых, когда он продолжал исполнять ее заветы… 

Мам, боюсь, что нас не ждет подобный хэппи-энд. 

• Она все еще надеется, что я признаю величие ее (! ее - это важно) казахского народа, и гордость за причастность к нему проснется в моей ржавой душонке. Тут без комментариев, а то мама будет нервничать.   

• Она действительно все еще ждет, что я стану добрее. Улыбчивее. Стану милой, как та соседская девочка… Censored.

• И мама всегда хотела, чтобы я писала о хорошем… Мам, прости, наше хорошее никого – ровным счетом – не *бет.

*Язык и стиль автора сохранены